Русский мат: мы не одиноки

Мат наступает с Запада

Российский народ не только крепко выражается, но и гордится своим матом (см.: «Что Такое Русский Мат»; http://vorto.ru/statyi/chto-takoe-russkiy-mat). Русская нецензурная лексика обрастает множеством устойчивых мифов, в том числе и миф об её уникальности. Между тем, мы в этом грехе далеко не одиноки. Показательно сравнение с английским языком. Британские лингвисты не могли обойти стороной этот слой лексики. Нецензурные слова озадачивают своей природой даже специалистов. Так, лингвист St. Chase замечает: «Непристойные слова (obscene words) очень интересны семантически. Если кто-то упоминает “sexual intercourse” ("половой акт"), это никого не шокирует. Но стоит кому-то произнести старинное англо-саксонское слово из четырех букв (an old Anglo-Saxon word of four letters) – что, безусловно, не допустит мой издатель – большинство людей замрёт от ужаса (become rigid with horror)». Правда, писал он это в 1938 году. Сейчас эффект будет несколько иным, не столь ужасающим.

Мат на англоязычном Западе: параллелизм развития.

В апреле 1914 лондонцы жили в нетерпеливом ожидании премьеры пьесы Бернарда Шоу Pygmalion. Просочилась информация, что звезда сцены Mrs. Patrick Campbell по замыслу автора должна произнести нецензурное слово. Всех интриговало: случится ли это. Дело в том, что в ответ на вопрос Freddy, пойдет ли она домой пешком, девушка с негодованием должна была ответить, причём с идеальным произношением: Not bloody likely! В то время слово bloody имело такую же коммуникативную значимость, как, скажем, печально известное русской слово из трех букв. После долгих колебаний и споров актриса во время премьеры его-таки произнесла. Эффект был подобен разорвавшейся бомбе. Смех, шум, свист, топот продолжались так долго, что автор решил, что пьеса обречена, и покинул зал.

Осуждение богохульных слов и в англоязычном мире в первую очередь исходит от церкви. Это особенно проявлялось в чопорную эпоху викторианской Британии (конец XIX – начало ХХ века), когда даже ножки рояля одевали в чехлы, дабы они не вызывали ненужных эротических ассоциаций. Показательно, что роман D.H. Lawrence’а Lady Chatterley’s Lover, написанный в 1928 г., был опубликован лишь в 1960 г., поскольку его язык не соответствовал ограничениям закона о вульгаризмах (так называемый The Obscene Publications Act).

Сексуальная революция 1960-х гг.

Ситуация коренным образом изменилась во второй половине ХХ века в результате «сексуальной революции» 1960-х гг., которую принесло поколение, родившееся после второй мировой войны вместе с развитием средств контрацепции. Брак, один и на всю жизнь, в массе уже более не считался единственно допустимым союзом мужчины и женщины. Верность в глазах молодёжи зачастую выглядела как старомодный предрассудок. Да и разнополость в браке стала не обязательна. В 1970-х прочно встала на ноги индустрия порнографии.

Процесс изменения отношения к нецензурной лексике в английском языке отражают два лингвистических сборника с аналогичным названием The State of the Language. Первый вышел в США в 1980 г. под редакцией L. Michaels, Chr. Ricks, и в нем вообще не было статей о «сниженной» (obscene) лексике. Второй был опубликован одновременно в Соединенном королевстве и США в 1990 г. под тем же редакторским тандемом (с обратным порядком расположения фамилий), и в нем уже появился сразу целый ряд статей о вульгаризмах. Создавалось впечатление, что коммуникативную плотину прорвало.

Если раньше, по словам E.S.C. Weiner’а (соредактора Большого Оксфордского словаря), лингвистам, которые занимались исследованиями сниженной лексики, приходилось в поисках практического материала копаться в самиздатовских публикациях типа Oz или Screw, теперь достаточно было открыть любую газету.

Статьи сборника 1990 года приводили (уже без каких-либо фиговых листов) примеры употребления нецензурной лексики. Так, по словам автора одной из статей, в 1968 г., в разгар антивоенных выступлений в США, молодого человека по имени Cohen привлекли к ответственности за то, что тот «нарушил порядок» надписью на своей куртке: “Fuck the draft!”

В другом случае речь идет о 12-минутной передаче по радио. Программа Filthy Words («Нецензурные слова») была подготовлена сатириком по имени George Carlin. Он перечислил семь слов, которые не рекомендуется употреблять по радио (shit, piss, fuck, motherfucker, cocksucker, cunt, tits), и стал обсуждать эту проблему. Как раз в это время один из слушателей ехал в машине с маленьким сыном и случайно попал на волну этой станции. Он немедленно позвонил редактору и пожаловался.

Roy Harris описывает скандал, вызванный тем, что газеты в конце 1970-х гг. опубликовали нецензурное выражение, которое игрок во время соревнований произнес в адрес спортивного судьи: «fucking cheating cunt».

В художественных произведениях без всякого прикрытия допускаются грубейшие слова, например: And so another fucking day in the fucking Homicide Bureau of the Bronx Fucking District Attorney’s Office was off to a fucking start (Tom Wolfe. The Bonfires of the Vanities, 1987).

В текстах о России (в данном случае в путеводителе по Петербургу) западные авторы свободно объясняют русские вульгаризмы, например, этот: … blyad (whore) – which is usually rendered as simply blya – and plays an equivalent role to ‘fucking’ in English for those who use it as a verbal stutter. (Masters T. St. Petersburg. Melbourne, Oakland, London. - Lonely Planet Publications, 2005 : 20)

Лихие 1990-е.

Падение советской идеологии принесло исчезновение железного занавеса и вылилось в снятие всяческих запретов на стиль языкового общения. Отечественные факторы, способствовавшие легализации мата, усилились наступлением западных норм в языковом общении. «Вербальный беспредел» воцарился в СМИ, книгоиздательстве, Интернете. Заговорил полным голосом тот слой населения, который ранее не был слышен: «братки», прорвавшись в зажиточные слои населения, стали диктовать свою моду, заказывая «свою музыку». Появились СМИ, которые были готовы удовлетворять возникший спрос, лишь бы у него был высокий рейтинг. В моду вошел блатной жаргон, обильно сдобренный матерными словами. В результате в «лихие» (а, может, «блатные») 1990-х гг. стало возможным увидеть в печати и услышать по радио и ТВ то, что не могло присниться в самом кошмарном сне редакторам советского времени.

Переводчики-синхронисты, работая с англоязычными фильмами, зарабатывают себе популярность, свободно прибегая к добротному русскому мату в переводе с английского диалогов. При этом не учитывается то, что социальные нормы одной культуры переносятся на традиции другой культуры. Бродя по улицам и даже по вузовским коридорам, я нередко слышу матерную ругань из ангельских уст очаровательных девушек, которые таким образом в ходе безнадежной «гендерной» войны стремятся добиться равенства с мужчинами. Не стесняются крепких выражений и ведущие некоторых телевизионных каналов.

Интернет сейчас вообще особая статья, зона вербальной вольницы, где не принято прикрываться одеждой, даже фиговым листом. Я ставлю эксперимент: набираю в Яндексе «И. Губерман» и слова «Давно пора …», и программа услужливо подсказывает, как в наше время надо понимать Россию, без какой-либо цензуры.

Как-то я сидел в кафе. За соседним столиком, возле окна сидела группа девочек 13-14 лет. Одна из них, задумчиво глядя в окно, показала пальцем неприличный жест кому-то. «Ты что? Это же Женька!» - спросила её подруга. «Да?» - спокойно удивилась девочка. - «А я ему показала «fuck». Кажется, на помощь (смену?) нашему трёхбуквенному хулигану пришёл его четырёхбуквенный английский единомышленник.

Берегите русский мат!

Следует указать на одну неожиданную сторону столь бурного развития употребления сниженной лексики, которое особенно усиливается влиянием Запада: частотное использование слов, считающихся неприличными, в «приличных ситуациях» снижает их негативную окраску, поскольку происходит их «легитимизация». Эти слова начинают принимать в «приличном обществе».

Это, в частности, произошло с тем самым британским ругательством bloody, которое Бернард Шоу вставил в пьесу «Пигмалион». Как-то я спросил студента-англичанина (1970 г.), что он думает об употреблении этого слова. В ответ он произнес фразу, которую я сейчас включаю в свой лекционный курс:

If you use ‘bloody’ in each bloody sentence it makes your bloody language bloody English. (Bradford 1970)

Англичане сетуют на то, что они фактически потеряли это своё излюбленное ругательно слово, которое ужу не имеет былой потенции. Я решил узнать у своего знакомого пожилого американца, что он думает о широком присутствии нецензурной лексики в американских фильмах. Вот, что он написал мне в ответ: «Я стараюсь быть нейтральным в этом отношении, я умеренный консерватор. Я не люблю крайности. Мне до сих пор неприятно слышать, как женщины нередко употребляют матерные слова ("four letter" words). Я допускаю, конечно, их использование, и сам могу употребить такие слова как "hell" и "damn", причём довольно часто, но не люблю другие нецензурные слова. К тому же, на мой взгляд, они ничего не добавляют в беседе».

Впрочем, никто не знает, как бороться с этим злом. Профессор В.И.Жельвис, многие годы занимающийся изучением этой проблемы, пишет: «Совершенно очевидно, что должны быть выработаны законы, как-то ограничивающие «бранную пандемию», захлестнувшую Россию». (В.И.Жельвис. «Плывём… Куда же нам плыть?» Злая лая матерная … 2007: 641) Однако, уже на следующей странице указывает на то, что попытки на Западе введения запрета, попытки создания «списков плохих слов» не имели успеха.

Есть еще одна сторона этой проблемы. Сталкиваясь нередко с тем, что не только в смешанных компаниях девушек и ребят, но и в группах одних только девушек часто можно слышать «ненормативную лексику», я думаю о том, что в результате может случиться так, что эмоционально окрашенные вульгарные слова при столь частом их употреблении в ситуациях, в которых они не должны использоваться, потеряют свой эмоциональный заряд. А ведь матерная ругань в определённых условиях выполняет важную функцию.